От подъема до отбоя - Валерий Рогожин

Сразу после ужина из взвода был сформирован летучий отряд помощи наряду по кухне. Почистить картошку на утро, помыть посуду, так как посудомоечная машина вышла из строя, убрать территорию. В общем вскоре после 12 мы освободились и отправились отдыхать.

За ночь нас подняли всего один раз, разгрузить фуры с какими-то грузами и это было везением. Могли поднять раз пять.

Утро начиналось на полчаса раньше с уборки территории. Затем уборка плаца, разгрузка грузов, помощь роте КЭЧ, которая… и прочая, и прочая, и прочая. Работа, работа, работа.

Вечером, когда караул чистил оружие перед сдачей его в оружейную комнату, взвод получил возможность отдохнуть, а точнее помыться и лечь спать. Весь взвод кроме меня. Я был назначен ответственным за выпуск боевого листка. У меня был личный художник. Точно такой же горемыка как я, курсант, прибывший на службу из Риги. Он действительно хорошо рисовал и по части рисунков на него можно было вполне положиться. Но весь материал должен был придумать я сам.

Плечи ныли, спина ныла, руки ныли, делать ничего не хотелось. Хотелось спать.

– Ну, что будем делать, – спросил Эдик, так звали моего художника.

– Комикс рисовать, – неожиданно для самого себя ляпнул я.

– Комикс? Это как? Вернее про что?

– Подожди минут 15, покури. Сейчас скажу

Я быстро набросал планчик сюжетиков, которые собирался отразить в листке. Остальным взводам было гораздо легче. Можно было просто перечислить, что требовалось от курсантов и назвать, кто справился с обязанностями лучше, а кто хуже. А здесь предстояло отображать все. Вся жизнь воинской части проходила при нашем непосредственном участии. А отобразить все, что случилось в полку за сутки на листке бумаги формата А4, было невозможно.

Но выход был найден. Часа через два я написал текст. Это было нечто, которое при большом желании могло бы напомнить стихи Маяковского. Каждому событию, происшедшему с нами соответствовали одна или две строчки. В тексте размещались четыре или пять небольших рисунка. Рисунки были маленькие, но яркие, поэтому издали бросались в глаза. Начинался листок с некоей шуточной молитвы. Нечто в таком духе:

Святая Мать Противогазная!Отец Святой наш АКМ!Спаси нас от работы разной,Не посылай ее совсем

и дальше перечислялись все невзгоды, которые мы пережили в день наряда. В заключении опять была просьба:

Ну и теперь, когда все уже кончилось

Дай нам, пожалуйста, чуть отдохнуть!

Листок получился ярким, броским, легко читался и хорошо запоминался. Лучше бы всего этого не было совсем!

Готовое детище мы тут же отдали сержанту – командиру отделения. Разбуженный сержант был не очень доволен, но отправился подписывать боевой листок. А дело обстояло так. За полгода или год до наших событий в соседней батарее курсанты выпустили боевой листок. Выпускали его выходцы из солнечной Армении. В соседнем взводе большинство курсантов было не то из Азербайджана, не то из Грузии, и в выпускаемом средстве массовой информации эта национальность изображалась как-то не так как надо. А поскольку солдаты и курсанты живут одной семьей и …, то…

В общем все сделали правильные выводы и впредь все СМИ, как то боевые листки, стенгазеты и другие, должны заверяться у офицера, командира подразделения. Теперь так и делалось. За небольшим исключением: если офицера не было, то его подпись рисовал наиболее способный сержант.

Утром боевые листки украшали казарму, а боевой листок третьего взвода украшал общий вид наглядной агитации. После завтрака курсанты убыли в парк с боевой техникой, а меня командир взвода посадил в Ленинской комнате вместо себя писать расписание занятий на неделю и конспекты этих занятий. Расписание собственно уже было составлено и записано еще лет пять-семь назад в толстой амбарной книге и мне предстояло переписать его оттуда на большой ватман. А конспекты требовалось составить, переписывая вкратце из журнала «Коммунист Вооруженных Сил». Я сидел в ленкомнате и спокойно писал все, что хотел комвзвода, когда послышался голос капитана Чекмарева.

– Так, а где боевые листки?

Капитан смолк, очевидно, знакомясь с содержанием выпущенных листков.

Внезапно раздался вопль, мало похожий на человеческую речь. Перепуганный дневальный у тумбочки рявкнул в ответ:

– Смирно!

Капитан не затихал:

– Что это такое? Я спрашиваю, что это такое?

– Боевой листок, товарищ капитан!

– Кто разрешил? Кто позволил? Что это такое?

Чувствовалось, что ответы он понимал очень плохо. Я всегда был очень сообразительным ребенком и сразу определял, куда дует ветер, поэтому я начал оперативно складывать свои бумаги, разбросанные по столу.

– Что за молитвы в моей батарее? Кто позволил? Кто здесь молится, а командир узнает о нем в последнюю очередь? Почему?

Буйство у капитана было самое натуральное. Будь моя воля, я сразу же вызвал бы машину из психушки.

– Почему солдаты разучивают молитвы, вместо того, чтобы изучать материальную часть?

Атеистические волнения Чекмарева продолжались минут пятнадцать – двадцать. К этому времени все командиры взводов, которые были в батарее, собрались в районе боевых листков. Капитан же тем временем перешел к воспитательно-обучающей методике.

– Кто это протестует здесь против разных работ? Кто против методики, утвержденной в министерстве обороны и штабе округа?

Явных противников не находилось, что только подливало масла в огонь.

– Почему курсанты моей батареи отказываются выполнять разные работы?

– Отвечаю. Потому что командиры пустили воспитательный процесс на самотек и курсанты предоставлены сами себе, а среди них ведется наглая и оголтелая антикоммунистическая пропаганда!

Услышав про министерство и антикоммунизм, я побледнел и снаружи и внутри, догадываясь, что дело мое не просто плохо, а совсем плохо, и с каждой секундой становится самым настоящим делом с номером, печатями, фамилиями и сроком наказания в местах не столь отдаленных.

Капитан, между тем, продолжал перечислять все огрехи и преступные деяния создателей данного образца СМИ. Голос его сел и он все чаще пускал петуха, что выходило достаточно смешно, но никто не смеялся.

Я выбрал самый отдаленный стол, нагруженный печатной продукцией, подшивками газет и журналов и застеленный кумачом. Под этим столом было темно, тепло и уютно. Только я устроился там поудобней, как в ленкомнату влетел комвзвода.

– Курсант, курсант! – от волнения старлей видимо забыл мою фамилию.

Я сидел настолько тихо, что, казалось, сердечный стук выдаст мое местоположение. Взводный ушел. Я вздохнул спокойно.

Капитан же продолжал бушевать:

– Где это видано, чтобы советский курсант мечтал об отдыхе! Что это за курсант, который вообще думает об отдыхе? Как советский курсант может думать об отдыхе?

– Да спокойно и постоянно, – хотелось ответить отцу командиру, но чувство собственной безопасности брало верх.

– Что же делать? Как выпутаться из катавасии? – эти мысли не выходили из головы. Подсказку я получил оттуда, откуда, ну, никак не ждал.

– Кто это написал? – Наконец капитану пришел в голову основной вопрос.

– Где он? Приведите его ко мне!

– Он заболел, товарищ капитан. Сейчас в санчасти. – нашелся мой взводный

Это меня и спасло.

Капитан еще с полчаса повозмущался тем, что его подчиненные могут думать об отдыхе, после чего отбыл к жене вкушать обеденные яства и отдыхать после обеда.

Я не теряя времени, собрал необходимые вещи (мыло, полотенце и еще какую-то мелочь) и отправился в медсанчасть. Медицину я не знал, но по части симптомов некоторых болезней подковался еще на гражданке. Память у меня неплохая. Так что уже к вечеру этого дня я был госпитализирован в дивизионный медпункт в инфекционное отделение с подозрением на дизентерию.

В госпитале меня продержали целых два месяца. За это время история с боевым листком полностью забылась, вытесненная из памяти командиров новыми происшествиями и событиями.

Только иногда ночью даже сейчас, особенно если сильно переутомился накануне, я просыпаюсь от лающего крика комбата:

– Неужели Советский солдат может думать об отдыхе? Советский солдат об отдыхе никогда не думает!

Боевой листок – это не газета какой-нибудь партии, и нечего в нем голых баб рисовать!

Боевой листок должен быть боевым листком, на то он и боевой листок!

5. Многое знание – многое печали

Вы всегда должны помнить: всё, что бы вы ни делали, вы делаете неправильно.

По команде «отбой» наступает темное время суток.

Дозорная машина высылается вперед на расстояние зрительной памяти.

Здесь как на войне – убили командира, взял автомат другого.

Живете как свиньи в берлоге.